Некоторые особенности национальной прессы в начале прошлого века

Подробности

Опубликовано 12.09.2009 15:06

Просмотров: 2343

В начале прошлого века в России быстро менялась информационная ситуация. Прежде всего росла грамотность населения, с 21% в 1897 г. (данные переписи) процент грамотных вырос до примерно 45% в 1917 г. (оценка С.Пушкарёва). Основную роль тут играл постепенный переход к обязательному начальному образованию. Соответственно, всё большую роль играло печатное слово, прежде всего, периодика. В этой связи интересные замечания сделал в своей статье профессор Иллинойсского университета (Чикаго) Дейли Джонатан. Общая оценка роли прессы:

«Можно утверждать, что тем элементом нарождавшегося гражданского общества, который наиболее угрожал устоям абсолютизма и который правящим верхам труднее всего было контролировать, являлась пресса. Сравнительно маломощное профсоюзное движение могло быть обуздано положениями уставов и полицейскими репрессиями, а общественные объединения, хотя иногда и влиятельные, редко получали массовую аудиторию и обычно занимались частными вопросами, не привлекающими общественное внимание. Дума являлась мощным оплотом оппозиции самодержавию. Ее депутаты пользовались иммунитетом и не могли подвергаться полицейским преследованиям; их дебаты происходили в условиях наибольшей свободы слова, они постоянно пользовались своим правом обращаться с запросами к правительству и последовательно срывали исполнение правительством его замыслов, отклоняя законопроекты. В то же время численность депутатов была невелика, часто они увязали в законодательной рутине и их редко слышали за пределами Таврического дворца.

Только печать могла доносить до широкой публики взгляды и мнения, обсуждаемые в Думе. П. Н. Милюков, например, признавал, что кадетская «Речь» «больше делала для популяризации наших идей, чем всякая иная общественная деятельность кадетов». А В. И. Ленин на большевистской конференции в конце декабря 1913 г. утверждал, что «без «Правды» большевистская думская фракция потеряет 99/100 своего значения». Сам император в письме матери в марте 1907 г. отмечал, что «все было бы прекрасно, если бы все то, что говорится в Думе, оставалось в ее стенах. Дело в том, что каждое слово, сказанное там, появляется на другой день во всех газетах, которые народ с жадностью читает»…

…Для правительства массовая печать была столь же опасна, как и специальные политические издания. Ежедневные газеты затрагивали вопросы, важные для миллионов их читателей и располагали огромными финансовыми ресурсами. На газетном бизнесе делали крупные состояния. Редакторы и издатели умели настраивать общественное мнение, но и им приходилось подстраиваться под него, выплескивать сенсации, будоражащие новости. Если журналистские сенсации увязывались с политическими и социальными проблемами, то могли производить столь же разрушительное действие, как и материалы радикальной печати. По сути, эта опасность могла оказаться даже больше, так как правительству легче было подавлять радикальную прессу».

Показательна его зарисовка нравов, царивших в тогдашней российской печати:

«Поток антиправительственных публикаций хлынул с конца 1905 года. Наибольшей ядовитостью отличались сатирические произведения. Сотни писателей, художников и редакторов в изданиях под такими названиями, как «Фонарь», «Пулемет», «Бомбы», «Злой дух», «Скорпион» - всего до 380, напустились на правительство, императора, царскую фамилию, порой яростно и разнузданно. Многие изображения правительственных чиновников, а также символические изображения государства доходили до бесчеловечности, отличались леденящей кровь жестокостью: отвратительные чудовища, терзающие юных дев; вампиры, у которых кровь капает с клыков, набрасываются на младенцев; солдатня, вырезающая целиком деревни; скелеты в истлевших саванах и с сатанинскими глазами, восторженно любующиеся грудами тел.

«Паяц» (1906, № 2) изобразил К. П. Победоносцева, С. Ю. Витте и П. Н. Дурново жадно лакающими «Московское красное» на пирушке с развеселым скелетом-сановником, увешанным орденами и эполетами. По своей грубой физиологичности эти материалы подобны изображению работы прозектора в анатомическом театре; стремление приучить к бесчеловечности напоминает пропаганду зверства времен первой мировой войны».

Царское правительство, связанное по рукам законностью в применении административных мер, с трудом пыталось что-то противопоставить валу массированной антигосударственной газетной пропаганде:

«С 1906 г. правительство увеличило выплаты из царского секретного фонда на «полезные» публикации. В 1914 г. и, по-видимому, за несколько предшествующих лет эти расходы достигли 826000 руб., увеличившись до 1 млн в 1915 и 1,7 млн руб. в 1916 г., надо полагать, вследствие инфляции. Неясно, однако, какие именно органы печати получали эти деньги. С. Е. Крыжановский, например, вспоминал, что при Столыпине он передал 180000 руб. А. И. Дубровину, председателю Союза русского народа, и его газете «Русское знамя», но он не указывает, какая часть этих денег действительно досталась газете. Что он отмечает, однако, так это насколько трудно было обеспечивать благожелательное отношение к правительству редакторов из числа правых.  Временами «Русское знамя» усваивало тон, который высшие чины считали неприемлемым.  Соответственно, Крыжановский был вынужден, уменьшив платежи Дубровину, переадресовать деньги В. М. Пуришкевичу, вождю другой организации правых, Союза архангела Михаила. Также и когда В. П. Мещерский в своей газете «Гражданин» напечатал неподобающие статьи о министре иностранных дел А. П. Извольском, Крыжановский сократил его финансирование и даже пригрозил отказать в ежегодной субсидии в 4 тыс. руб., назначенной Мещерскому Александром III.

В любом случае, суммарный тираж всех правых газет едва ли когда превышал 20000. В этом смысле они грубо сопоставимы с кадетской «Речью» и большевистской «Правдой» с их тиражами примерно по 40000 экз., существовавшими исключительно благодаря пожертвованиям от различных сторонников. (Собственно коммерческими предприятиями были лишь массовые газеты, подобные либеральному московскому «Русскому слову», которое в 1914 г. выходило тиражом 600 000 экз.)».

Вообщем, выделяемые финансы были слишком малы, да с привлечением к сотрудничеству сторонников были проблемы. В то же время информационное поле продолжало расширяться:

«Надо иметь в виду, что за это время численность издаваемых органов периодики стремительно и неуклонно возрастала: 123 газеты в 1898, 800 в 1908, 1158 в 1913 г., их ежедневный суммарный тираж утроился за 1900 - 1913 г г., достигнув трех млн. экземпляров. В целом количество периодических изданий увеличилось с 1002 в 1900 до 2391 в 1910 и 3111 в середине 1914 года. Возросла и грамотность населения - с 27,8% в 1897 до 40,2% в 1914 году». (Оценки грамотности разнятся, что возможно связано с разными критериями учёта, например, до революции считали процент с 5 летнего возраста, а после стали считать с 10 лет - Е.М.).

Мировая война ещё более усилила влияние прессы, тут небезынтересно и замечание Дейли о двусмысленной роли военных властей: «несколько ключевых членов Совета министров приходили в отчаяние от той свободы, с какой печать подстегивала народные страсти и ненависть против немцев и прочих иностранцев. На заседании 11 августа 1915 г. И. Л. Горемыкин беспокоился, что продолжается «ложь в газетах», возбуждающая население. По словам министра внутренних дел Н. Б. Щербатова, полиция все больше присылала донесений о насилиях над немцами и евреями. Министр земледелия А. В. Кривошеин сказал, что «у правительства еще осталось достаточно власти», чтобы прекратить эти хулиганства печати; его поддержал Горемыкин. Он сказал, что надо «газету закрыть, а издателей с редакторами посадить куда следует для вразумления».

16 августа министры снова обсуждали печать.

Кривошеин жаловался, что «наша печать переходит все границы не только дозволенного, но и простых приличий», «не только в Монархии - в любой республиканской стране не была бы допущена» такая свобода прессы».

Проблема, как обрисовал ее Щербатов, заключалась в том, что на значительных пространствах в стране цензура в руках военных властей, которые явно поощряют антигерманские выступления…

…Похоже, что главная проблема заключалась в том, что военные власти, которым принадлежало решающее слово в вопросах цензурной политики во многих регионах и которые заботились только о военных и морских вопросах, а не о внутриполитических, хотя донесения о народных волнениях и о Распутине рассматривались как «военные вопросы».

Использование коммерческой печати для подрыва позиций правительства было, как замечает Джонатан Дейли, весьма эффективной тактикой оппозиции:

«В последние месяцы существования царской власти пресса становилась все более смелой, тревожащей и расшатывающей устои. Начальник московской охранки указывал в докладе от 23 октября 1916 г., что печать энергично подрывает авторитет правительства, дух общества и оптимизм. Газеты, писал он, создают «впечатление, что все здесь рушится, обречено гибели и преступно, бездарно, продажно. И центральная и местная власть забрасываются грязью, выставляются преступными покровителями хищников-спекулянтов, врагами народа». Сенсации в изображении «кризиса» на фронте и в тылу, отмечал он, побуждают народ запасаться продовольствием и прочими товарами, что усугубляет атмосферу кризиса. Согласно этому докладу, худшую роль в этом отношении играло «Русское слово». (тираж которого всё рос дойдя до 739  тыс. в 1916 г., а после февраля 1917 г. до 1 млн. экземпляров - Е.М.). Печать, кроме того, намекала, что двор и царская семья вовлечены в измену.

Фабрика слухов «придавала оппозиции царю патриотический вид». 28 января 1917 г. Петроградское охранное отделение докладывало, что население живет в мире слухов. Общество в целом ожидало «событий чрезвычайной важности», которые должны были произойти «к 9 января, или 12-му, или 24-му января или, возможно, к 1, 8 или 14 февраля, и т. д.». По мере того, как Россия приближалась к тому роковому дню, когда, наконец, начались эти «важные события» (23 февраля), слухи становились все более волнующими. Некоторые преуспевающие жители Петрограда начали готовиться покинуть столицу, чтобы избежать неминуемо надвигающегося «общего террора и уличных скандалов и беспорядков», выражаясь словами полицейского доклада».

Профессор делает закономерный вывод: «наиболее видную роль в эти годы сыграла массовая печать, продолжавшая бурно развиваться. Именно массовая популярная печать, в стремлении подогреть интерес своих читателей, предлагала им сенсационные изображения «внутреннего врага», надвигающегося кризиса, коррупции и некомпетентности в верхах. Такая падкая на сенсации журналистика, сочетаясь с еще более разрушительными сплетнями и слухами, способствовала подрыву легитимности правительства и правящей династии» vivovoco.rsl.ru/VV/THEME/STOP/DAYLY.HTM.

То есть основным инструментом доведения до общественности боевых модулей антигосударственной пропаганды были коммерческие массовые газеты, хотя и влияние открыто политически ориентированных газет тоже было значительным. Самой же массовой газетой было «Русское слово», управлявшееся "королём фельетона" Власом Дорошевичем, и издаваемое московской фирмой И.Д.Сытина.

Влас Михайлович Дорошевич (1865-1922)

Особая роль этой газеты была уже тогда подчёркнута осведомлёнными лицами. Тут возникает вопрос, как так получилось, что основные издатели вели такую сомнительную политику.

ЖЖ Е.Михайлова - http://mikhailove.livejournal.com/31488.html