А.А.Кофод. Краткая история русской общины

Подробности

Опубликовано 25.04.2009 13:12

Просмотров: 2728

Так как для нас земельный и крестьянский вопрос в Российской империи представляется в весьма искажённом пропагандой свете, в том числе и знаменитые столпинские реформы, книга Кофода способна многое прояснить. А это важно не только из соображений исторической справедливости, но и из вполне актуальных политических интересов. Поэтому собираюсь написать ряд постов по теме на материале Кофода. Задачей своей жизни Карл (Андрей Андреевич) Кофод поставил рациональное распределение крестьянской земли в России. Препятствием этому была община. Ему пришлось изучить её и историю её появления. Вот некоторые его соображения: "В один из тех памятных дней ( в 1880 г.) в Москве Сегельке (всемирно известный датский знаток молочного дела - Е.М.), я и несколько наших русских хозяев собрались вечером в одном из прекрасных московских ресторанов. Главной темой разговора были меры, с помощью которыхможно было бы поднять продуктивность примитивного хозяйства русского крестьянина. Мы, датчане, заявили, что прежде всего крестьянские земли должны быть развёрстаны. То есть те разбросанные земельные участки, из которых состоял крестьянский надел, должны быть собраны в одно целое, вместе с принадлежащей данному крестьянину частью общих пастбищ.

Должен признаться, что в то время я имел очень туманное представление о разверстании. В сельскохозяйственной школе нас мало учили этим вещам, и я едва ли когда-нибудь видел план земельных угодий в деревне, где не было разверстания. Однако какое-то понятие об этом у меня было, а за два года жизни в русской деревне я видел достаточно глупых распределений земельных владений между крестьянами, чтобы понять, что, прежде чем принадлежащие каждому двору участки земли не будут собраны в одно легко обозримое территориальное целое, не может быть речи о быстром подъёме крестьянских хозяйств" (с.38).

Чересполосица получалась из требования справедливого раздела общинных земель между всеми крестьянами. "Как и в каждой стране, где крестьяне жили деревнями, в России земля каждого отдельного крестьянина была разбросана по всей территории, принадлежащей этой деревне...Каждый должен был иметь определённую часть общих владений, но ничей участок в целом не должен был быть лучшего качества, чем участки других. Поэтому было необходимо чтобы каждый получил причитающуюся ему часть из каждого поля"(с.44).

"В Дании расселение давным-давно закончено. Конечно, оно далеко не везде было проведено в полном соответствии с требованиями отличного закона от 23 апреля 1781 г., но оно могло бы быть намного хуже. Это разверстание было одной из важнейших причин фантастически быстрого подъёма датского сельского хозяйства в течение последнего столетия. Теперь эта основополагающая работа настолько прочно забыта, что в беседах о разверстании это понятие часто путают с дроблением, которое на самом деле значит нечто совсем другое. Разверстание есть раздел относящихся к деревне земель между владельцами другим, более целесообразным способом, чем тот, который применялся до этого. Дробление, ещё называемое парцеллированием, есть деление какой-нибудь площади на мелкие участки.

В необходимости разверстания в русских деревнях мы с профессором Сегельке и попробовали убедить группу образованных и интеллигентных русских, которые все имели отношение к сельскому хозяйству. Как уже сказано в предыдущей главе, нас не захотели слушать, потому что разверстание было несовместимо с общиной, которая во что бы то ни стало должна была быть сохранена.

Что же представляла из себя эта община, или "мир"?

Для большей наглядности ответа на этот вопрос мы должны будем начать с возникновения этой формы землевладения и её развития.

"Мир" не есть какое-то старинное русское явление. Ничто не указывает на то, что "мир" существовал до начала 18-го века, когда царствовал Пётр Великий. Для ведения войн Петру нужны были деньги, для чего он, кроме прочего, установил подушную подать, т.е. налог по душам. Как показывает само название, это был личный налог, который должен был платиться каждым индивидом, в данном случае индивидом мужского пола, независимо от того, был ли он богатым или бедным, старым или молодым. Чтобы выяснить, как много таких налогоплательщиков в каждом крестьянском обществе, была проведена примитивная перепись населения, так называемая ревизия. Было подсчитано, сколько мужских "душ" имеется в каждом крестьянском обществе, и по принципу "один за всех и все за одного" каждая перечисленная группа стала ответственной за выплату всей суммы, которой были обложены её "души".

Чтобы дать теперь всем домохозяевам равные возможности для уплаты причитающегося им налога, было решено переделить поля соответственно числу "душ" в каждом хозяйстве. Откуда пришла инициатива этих переделов, теперь уже трудно установить, но возможно, что она пришла сверху, так как переделы были проведены по всей территории тогдашнего царства. В то же время они,  должно быть, отвечали крестьянскому чувству справедливости, потому что они были проведены повсюду как что-то само собой разумеющееся, а не как что-то навязанное.

Как и можно было ожидать, эта подать, введённая для покрытия военных расходов, стала постоянной платой, размер которой играл немаловажную роль в экономике страны. Правительство было заинтересовано получать как можно больше, а так как население росло, то была возможность получать увеличивающуюся общую сумму подати без какого бы то ни было повышения подати на каждую "душу". Но так как число "душ" в отдельных семьях росло по-разному, а в некоторых даже уменьшалось, то было необходимо для взимания большей податной суммы предпринять новую ревизию. А чтобы величина каждого хозяйства отвечала новому числу "душ" в нём, после ревизии должен был последовать новый передел полей.

Эти ревизии повторялись позднее в среднем через каждые пятнадцать лет, и каждая такая ревизия сопровождалась новым переделом. Последняя, десятая, ревизия с последующим переделом полей была проведена в 1858 году. Но крестьяне настолько привыкли к этой процедуре, что потом во многих частях страны они проводили её по собственной инициативе, всякий раз, когда им казалось, что существующее разделение земли нуждается в ревизии...

Чтобы произвести передел, требовалось, чтобы этого хотели 2/3 домохозяев, другими словами, чтобы 2/3 домохозяев были настолько недовольны существующим разделением земли, что они охотнее согласились бы подвергнуть себя тем хлопотам, которые передел непременно несёт с собой, чем оставлять всё по-старому.

Так как размер надела был неразрывно связан с числом душ в каждом дворе, то величина предпринимаемых при переделах изменений в наделах отдельных домохозяев всегда измерялась в "душах" или частях "душ". То есть в качестве единицы измерения применялся размер площади, который в данном районе давался на каждого учтённого при 10-й ревизии жителя. "Душа" становилась, таким образом, мерой площади.

Переделы проводились, как правило, когда поле было под паром, а так как наиболее распространённым севооборотом было трехполье, то обычно передел занимал 3 года.

Передел было очень обстоятельным мероприятием, которое проводилось местными "мерильщиками" с помощью толстой верёвки и измерительной палки, в применении которых они достигали удивительной сноровки. Уже фон Гакстенхаузен, который приезжал в Россию в начале 40-х годов прошлого столетия, восхищался точностью, с которой, такими примитивными орудиями, проводились переделы.

Однако было гораздо больше таких деревень, в которых переделы не возобновлялись после прекращения ревизий, и число таких крестьянских обществ с "мёртвой" общиной росло из года в год, к большому сожалению фанатичных привеженцев этой формы владения землей.

В течение более чем столетия со времени своего появления община вела довольно незаметное существование. Те, которые имели возможность наблюдать её, наверное, думали, что она была некой данностью, которая и не может быть другою. И примирились с этим. Остальное население, в общем-то, ничего не знало о ней.

Есть веские основания предполагать, что если бы русская община не стала, приблизительно в середине прошлого столетия, предметом особого внимания как со стороны правительства, так и со стороны общества, то она умерла бы кроткой и спокойной смертью, так как незаметно, как и жила. Но этого не произошло. Как часто случалось до и после этого в русской истории, "немец" разрушил идиллию и обратил внимание всей страны на проблему.

Судьбе именно было угодно, чтобы один учёный немец, барон фон Гакстенхаузен получил разрешение, под надлежащим контролем, ездить по России и собирать сведения об её экономическом и социальном положении. Он обнаружил общину, которую описал как феномен, происходящий из русского народного характера, заслуживающий того, чтобы его заботливо сохраняли, так как он, этот феномен, защищает сельское население от пролетаризации. Не так уж много страниц было об этом в отличном трехтомном труде Гакстенхаузена, но то, то что он написал об этом, стало водой на мельницу сильной в то время панславистской партии. Гакстенхаузеновские путевые очерки стали одной из тех книг, которые никто не читает, но о которых все говорят. Говорили, конечно же, только о тех нескольких страницах, на которых рассказывалось о "мирском" правопорядке, но представлялось это так, как будто во всем труде речь шла только об этом. Если этот учёный иностранец, говорилось, считает, что правопорядок "мира" является достойным восхищения чисто русским явлением, которое может помешать пролетаризации сельского населения, значит, это так и есть, и мы должны защищать этот правопорядок всеми способами.

Совсем уж неадекватными стали настроения после того, как один из наиболее известных дипломатов того времени, граф Кавур, который слышал кое-что о книге Гакстенхаузена, обращаясь к известному русскому революционеру Бакунину, человеку с очень богатой фантазией, высказался примерно так: "Вам, русским, повезло, вы же в вашем мирском самоуправлении имеете палладиум против пролетаризации сельского населения!" (Вполне возможно, что Кавур читал книгу Гакстенхаузена. Он ведь должен был иметь сведения о России, прежде чем бросить свою страну в авантюру Крымской войны, а книга Гакстенхаузена была в то время надёжным источником в этом отношении - Прим. автора). Теперь уже все порядочные люди в России, независимо от того, были они славянофилами или нет, считали, что община - это табу. Горе тому, кто поднимет на неё руку!

Так что нет ничего удивительного, что наше с профессором Сегельке мнение о необходимости расселения русских деревень было отклонено"(с45, с.50).

Книга Карл Кофода. 50 лет в России(1878-1920), М.1997 (ссылка).

ЖЖ Е.Михайлов