Гроздья гнева
- Подробности
- Опубликовано 03.02.2006 13:05
- Просмотров: 1107
Один из немногих, действительно известных в России псковичей, выдающийся литературный критик Валентин Курбатов, выступил с письмом «На деревню», опубликованном на ПАИ (ссылка). Курбатов всегда имел своё мнение, не приноравливался к власти, достаточно, почитать его переписку с Астафьевым, вышедшую, между прочим, уже двумя изданиями, где он ужасается победе Михайлова в 1996 г. Тем не менее его изначально негативное отношение к Михайлову постепенно изменилось, а сама эта книга, кстати, не только везде продавалась, но и наличествовала на всех областных выставках. При Михайлове Курбатов, конечно, также не был всем доволен, как имел своё мнение и о городских делах. Но он, будучи человеком опытным и мудрым, понимал, что есть неизбежные недостатки у любой власти.
Однако, то что он вынужден был написать такое письмо, говорит, о многом. Значит, он увидел реальную угрозу псковской культуре, за которую всю жизнь боролся. За царящей сейчас под руководством сегодняшних начальников псковской культуры Морозова и Остренко имитацией бурной деятельности он разглядел разрушительный процесс унижения и духовного опустошения. Есть над чем задуматься нынешним правителям:
"Когда бы это касалось одних нас, можно было бы с горечью посмеяться да подождать лучших времён. Мы ведь теперь живём от выборов до выборов. От своеволия до своеволия. А только беда-то пошире псковской. И не потому только, что, унижая псковскую культуру, мы унижаем и всерусскую. А потому, что Псков – только малое зеркало общих процессов.
Вот и сами эти наши теперешние выборы сторонних людей, выросших вне местной традиции, вне духа и истории именно этой земли, эти молодые команды странствующих пиарщиков, которые при победе становятся аппаратом, – как хотите, а это беда. Повсюду они тотчас начинают разрабатывать концепции (непременно торжественные и глобальные и непременно с участием московских специалистов), словно до них земля была «безвидна и пуста» и не было в этой земле истории, предания, легенды, славы. Не было живых людей. Не было в Пскове великих реставраторов с высокой школой, каждое имя и наследие которых (хоть Ю.П. Спегальского) неприкосновенно. Не было археологов, по камешку вынувших город из земли забвения, как В.Д. Белецкий и В.В. Седов, не было писателей со славой всесветной, как С.С. Гейченко и И.А. Васильев.
Ведь управлять Псковом, Вологдой или Владимиром совсем не то же, что Комсомольском-на-Амуре или Тольятти. Снабжать все губернии России заместителями Лужкова, значит, считать эти губернии простыми административными единицами с общим механизмом управления. Может, это в молодых землях Америки и хорошо – там все одного возраста, а у нас грех! Не почувствовав единственной души этой древней земли, ею много не науправляешь, а только опустошишь и обезличишь. При унифицировании не земля сохраняется, а выковывается класс чиновничества вне традиции, вне духа и, по существу, вне национальности, что хорошо доказывают гладкие ответы этих ребят на больные вопросы. Они живут в коридорах власти, а не на земле, не в доме. А коридоры они и есть коридоры – у них своя скудная география, своя история и экономика.
Я видел, как дети чиновников взрастают на компьютерных играх по управлению каким-нибудь Римом, как учатся накидывать налоги, подтягивать полицию и как гневаются, когда их компьютерный народ перестаёт работать. Потом они вырастают, сменяют отцов и пускают эти компьютерные игры в реальность. И опять гневаются, что на экране выходило хорошо, а тут не работает, подозревая в этом бедную «отсталость» и «нецивилизованность» своего народа. А это уже дёргает их за ниточки мировая глобализация, которой хотелось бы, чтобы мы все были одной нации – потребительской и нами можно было управлять одними экономическими рычагами – подключать или отключать от очередной «трубы».
Я гляжу, как меняется мой город, как наступает лакированная гламурная архитектура, так что уже норовит пустить памятники на «вид из окна», на декоративное служение своим безродным целям (как набережная реки Псковы от церкви Богоявления до Гремячей башни). И с горечью думаю, что пора снова принимать, как после войны Постановление о первоочередном восстановлении пятнадцати старейших городов России, чтобы было за что ухватиться духу и памяти теряющего себя русского человека. Да только кто же такое Постановление примет? Кому в голову придёт, если в нас уже поселена бацилла разрушения своей культуры, неслышного, но упорного сведения её на нет. Тем более, что мы научились красноречиво убеждать себя, что мы и храним, и бережём, и развиваем. Главное на люди выходить с хорошей миной, с гладким отчётом. А что за отчётом смерть, так ведь с тебя не за дело спрашивают, а за отчёт и «лицо», за красоту концепции. Все мы научились играть друг перед другом с МХАТовским мастерством. А только выйди из бумажных просторов на улицу и посмотри на свой дом, только отними у страшного своей численностью отряда чиновников гладкие бумаги, только загляни в то, что прежде звалось на Руси душой, и отшатнёшься, увидев пустыню и ставшую правилом ложь.
Может быть, поэтому культура так активно и отодвигается на второстепенные поля «приправы» жизни, в её пустые украшения, чтобы не мешала она всеобщему самообману. Чтобы человек не открыл глаза и не увидел, что то, что он зовёт жизнью, давно только шумный рынок. А за цветными витринами давно нет ничего своего, наследованного, родительского, что и само слово «Родина» уже потихоньку убрано из словаря, а вместо реальности давно одни «круглые столы», «концепции», «консультативные советы» и «общественные палаты» – слова, слова, слова…
Стремительное духовное опустошение Пскова – подлинно только осколок разлетающегося ещё вчера великого зеркала русской культуры, опытный участок разрушения.
И я не знаю, зачем беру перо и вывожу «милый дедушка Константин Макарыч…». Письмо не дойдёт. Но хоть пока пишешь, чувствуешь, что ты ещё не умер и что жизнь ещё возможна".