Себежский Филиппок против тёмных сил из АПО
- Подробности
- Опубликовано 07.02.2008 09:06
- Просмотров: 1688
В федеральном журнале "Русский репортёр" вышла статья о делах в псковском образовании. АПО Кузнецова создало себе уже имя в этой сфере, так сказать, провело ребрендинг области. Активные усилия по "оптимизации" системы стали уже часто предметом внимания не только в оппозиционных псковских СМИ. Материал озаглавлен: "Филиппок уполномочен заявить": "Название села Исаково для администрации Псковской области теперь звучит как Сталинград для немецко-фашистских захватчиков. Это сравнение придумали сами местные жители, и, по их мнению, оно ничуть не хромает. При новом губернаторе псковские власти взялись за сокращение сельских школ с настойчивостью оккупантов. Жителям Исакова хватило смелости отстоять свою школу в суде, но местные чиновники намерены и дальше добиваться закрытия непокорного учебного заведения. Они считают, что выполняют таким образом федеральную программу «оптимизации сельских школ» по американскому образцу. Но то, что безукоризненно работает в стране с высоким уровнем жизни и развитой инфраструктурой, в российской практике стало больше похоже на зачистку территории от населения. В этом убедился корреспондент «РР», побывав на месте событий. «Если напечатают плохой репортаж, у вас будут проблемы» Директор Малаховской школы Галина Жиглова очень любит фильм «Доживем до понедельника» и терпеть не может сериал «Участок». Одна из главных героинь этого фильма — сельская учительница — изображена в виде толстой склочной бабы, охочей до спиртного и слабоватой на передок. «Похоже, что и сценарий этого сериала, и реформу образования писали люди с одним и тем же менталитетом», — считает Жиглова. Сама Галина Сергеевна — стройная, хрупкая, маленькая интеллигентная женщина из старинной учительской династии, в местной школе работает 20 лет, последние годы почти бесплатно. Директорская зарплата — как дополнительная статья финансирования, все время на подхвате.
Первокласснику Павлу Олеговичу сейчас от школы до дома идти всего сто метров
— На самом деле сельский школьный учитель очень отличается от городского, причем в лучшую сторону, — считает Жиглова. — В деревне учительница должна быть эталоном. Она всегда на виду. Она не может себе позволить слабостей, потому что завтра ей смотреть в глаза детям и учить их быть настоящими людьми. И в сельской учительской никогда не бывает дрязг и выяснения отношений. Здесь действует закон подводной лодки: мы выживем только вместе, иначе — никак.
Последний год субмарина Галины Жигловой находится в боевых условиях. И ситуация осложняется с каждым днем. После того как мы вернулись из Исакова в Москву, директору позвонил заместитель главы Себежского района Николай Ковалев и сказал: «Делайте что хотите, но если эти журналисты напишут негативный материал, у вас будут большие проблемы». Для того чтобы оценить серьезность этой угрозы, нужно знать, что такое Себежский район. Дело в том, что он граничит с Латвией и, как любая приграничная территория, сильно криминализован. Глава администрации Владимир Афанасьев имеет среди местных жителей репутацию человека, который умеет разруливать все проблемы, причем самыми разными способами.
— Когда судья зачитал вердикт и я поняла, что мы победили, я расплакалась прямо в зале суда, — вспоминает Галина Сергеевна.
— От радости?
— От ужаса. Я представила, что теперь с нами будет.
После звонка из районной администрации Галина Сергеевна слегла в постель. Она говорит, что последний год ее жизни стоил ей десяти предыдущих, и коллеги очень волнуются за нее. Два месяца назад при схожих обстоятельствах от сердечного приступа умер бывший директор соседней Дубровской школы Владимир Андреевич Гречухин. Свою школу он пережил на три месяца.
Всего в Псковской области только за последний год было закрыто 116 школ, без работы остались 500 преподавателей. В администрации Псковской области не скрывают, что это только начало.
«Ну, здравствуй, моя любимая женщина!» Это Павел Олегович поздоровался со школьным завхозом тетей Женей. Павлу Олеговичу Демешко семь лет, он ходит в первый класс, но именует себя исключительно Павлом Олеговичем. Учителя в шутку называют его Филиппком — за маленький рост и очень грозный вид.
— Если нашу школу закроют, я в Идрицу за двадцать километров ездить не буду, так и запишите, — с важностью большого начальника заявляет Демешко. — Буду дома сидеть, вырасту неграмотным, пусть им стыдно будет.
— Кому — им?
— Кому? Темным силам, вот кому!
Павел Олегович идет на второй этаж на урок русского языка. Урок ведет Надежда Николаевна Сергеенкова. В правом ряду у нее сидят шесть учеников третьего класса, а в левом — четыре первого. Надежда Николаевна похожа на шахматиста, который ведет сеанс одновременной игры. Пять минут занимается с третьеклассниками, потом дает им письменное задание и подходит к первоклашкам. Поработает с ними — и снова к третьему. Тамара Сергеевна — единственный в школе учитель начальных классов. Содержание второго преподавателя страна, в которой живет Надежда Николаевна, считает нецелесообразным. Его существование не укладывается в новую систему нормативно-подушевого финансирования. Теперь каждый ученик — это прежде всего денежный знак. Ваучер. Администрация Псковской области выделяет на зарплату учителям, которые его воспитывают, средства из расчета 8850 рублей в год. Для сравнения: недавно я был в колонии города Вышний Волочек, на содержание одного осужденного там тратится в год 54 750 рублей.
— Разумеется, при таких условиях получается, что существование сельских и даже поселковых школ не оправдывает себя, — говорит завуч Ирина Демидова. — Но эта система не только нереальна для исполнения, но и незаконна. Для малокомплектных сельских школ власти обязаны учитывать затраты, не зависящие от количества учащихся. Это прописано в статье 41 Закона «Об образовании». Вот только в псковской областной администрации предпочитают этого не замечать.
— Ирина Владимировна, но, согласитесь, школы, в которых учатся по 10–12 учеников, — это действительно нонсенс.
— Соглашусь. Когда закрывали такие учебные заведения, никто и не возражал. Но потом они добрались до школ поселковых, которые строились как базовые десятилетки. Наша Малаховская школа, сами видите, не хуже любой городской: двухэтажное кирпичное здание, спортивный и актовый залы, есть все коммуникации. Она рассчитана на 192 человека. Когда двадцать лет назад ее открывали, здесь было 33 ученика. Теперь в ней учатся 40, и школу хотят закрыть. Это разве не нонсенс?
— А почему, кстати, ваша деревня называется Исаково, а школа — Малаховская?
— Ага, а волость у нас и вовсе Красноармейская. Так в свое время какому-то начальнику документы на стол легли. У нас тут вообще много непонятного. Вот попробуйте, например, решить такую задачку по геометрии. Дано: по закону школу нельзя закрыть, если в результате ребенку придется добираться до места учебы больше 15 километров по спидометру. Условия: до Идрицкой школы, в которую хотят запихнуть наших учеников, им придется ехать кому 16 километров, кому 20, а некоторым даже 32. В один конец. А теперь внимание — вопрос: почему по документам районного управления образования расстояние даже от самых дальних мест проживания наших учеников до Идрицы не превышает положенных по закону пятнадцати километров? Ответ очень прост. Потому что чиновники на полном серьезе измерили это расстояние не по дорогам, а прямо через леса и болота. Наверное, они думают, что у нас тут в каждой семье есть персональный вертолет.
«Вам, баранам, на мясокомбинате будет лучше!» Ирина Демидова — не только завуч, но и один из истцов. В школе она ведет химию, но после полугодовой тяжбы с собственным начальством легко может преподавать юриспруденцию.
— Когда я привезла в школу Закон «Об образовании», учителя его читали, как запрещенную литературу: брали на сутки с возвратом, перепечатывали отрывки. Оказалось, что в этом законе написана страшная тайна, которая заключается в том, что он полностью на нашей стороне. Кроме лишних километров, про которые я уже говорила, есть еще масса жестких юридических аргументов в нашу пользу. Например, такой: школа в России может быть ликвидирована только при согласии схода граждан и при наличии положительной экспертной оценки. Разумеется, ничего этого у наших оппонентов не было. Была только привычка решать все проблемы через колено и уверенность в том, что мы — бараны, которым на мясокомбинате будет лучше.
Районный отдел образования возглавляет женщина, которую зовут Лариса Михайловна Кремс. Ее любимая фраза — «Пресекать на корню!». Возможно, если бы любимая фраза у нее была другая, никакого школьного бунта в Исакове и не было бы. Закрыли бы школу по-тихому, все повздыхали бы и смирились. Во всяком случае, многие местные учителя говорят, что решили «выйти на баррикады» лишь потому, что отдел образования действовал с чрезмерной наглостью. О том, что школу собираются закрыть, учителя узнали из газет. С ними никто не посоветовался, их даже не сочли нужным предупредить.
— Когда мы узнали о будущей ликвидации, мы были в шоке, — вспоминает еще один истец, преподаватель информатики Наталья Трашкова. — Звоним в управление образования, спрашиваем, что такое. Там нас успокаивают: «Не волнуйтесь, сидите тихо, это пока только планы, все будет нормально». Сидим тихо. И вдруг узнаем, что глава района Владимир Афанасьев издал распоряжение о закрытии нашей школы.
Надо отдать должное местной прокуратуре — она тут же опротестовала это решение, потому что по закону его может принять лишь районное собрание депутатов. Властям также было указано на обязательность решения схода граждан и предварительной экспертной оценки. Чтобы избежать и того и другого, районная администрация решила обозвать ликвидацию школы более мягким словом «реорганизация». Теперь на бумаге Малаховская школа вроде как не закрывается, а вливается в Идрицкую. А для «реорганизации» решения схода граждан не требуется. Тем не менее даже такое, смягченное решение с первой попытки районные депутаты отклонили.
— На этой сессии собрания мы узнали много интересного, — продолжает Наталья Трашкова. — Например, что в нашей школе якобы нет музея и выхода в интернет, хотя на самом деле есть и то и другое. Что наши учителя плохо подготовлены, а многие и вовсе работают не по профилю. Это притом что из 10 наших педагогов пятеро являются учителями первой категории, один — высшей, двоим присуждено звание «отличник народного образования», у всех районные почетные грамоты, у троих — областные, у одного — грамота Министерства образования. Еще пару лет назад наши сегодняшние противники рассыпались в похвалах как мы хорошо работаем, а теперь готовы на любые подтасовки, лишь бы доказать, что мы плохие учителя. Под конец стали нас обвинять, что дети нам по барабану, что на самом деле мы просто защищаем свои рабочие места.
— И знаете что? — перебила коллегу завуч Ирина Демидова. — Я сначала пыталась это опровергать, а потом подумала: «А какого черта?! Даже если и так?!» Я высококвалифицированный педагог с высшим образованием. Я после пединститута добровольно поехала работать в село, честно тружусь здесь 20 лет, каждый день езжу на работу 10 километров на велосипеде, даже зимой, воспитала не одно поколение достойных граждан, наши ученики сдают ЕГЭ и поступают в вузы ничуть не хуже, чем в той же Идрицкой школе, с которой нас теперь хотят слить. Мне нечего стыдиться ни перед коллегами, ни перед собственной совестью, ни перед государством, которое не знает, куда еще потратить шальные нефтяные деньги и при этом хочет зарезать тысячи сельских школ ради нескольких красивых цифр в бюджете. И я считаю своим профессиональным долгом отстоять свое рабочее место. Даже не для того, чтобы иметь возможность получать нищенскую зарплату, а просто из принципа. Возможно, это самый серьезный урок, который я смогу преподать своим ученикам в этой жизни.
«Здесь не Америка. Здесь Россия!» В учительскую входит Сергей Федорович Орловский — старейший и самый уважаемый учитель Малаховской школы. В Исакове он такой же непререкаемый авторитет, каким для России был, пожалуй, лишь Дмитрий Сергеевич Лихачев. Орловский уже давно на пенсии, но физику и математику вести некому, поэтому он здесь.
— Я проработал в этих стенах всю жизнь, но я не вижу трагедии в самом по себе закрытии этой школы, — удивляет меня Сергей Федорович. — Трагедия для меня заключается лишь в том, что это пытаются сделать силком, не прислушиваясь к реальности. Законодатель ведь не зря прописал обязательное согласие схода местных жителей. Закрытие той или иной школы должно созреть. Должны появиться хорошие дороги, специально оборудованные школьные автобусы, причем в достаточном количестве, должен вырасти уровень жизни людей, хотя бы настолько, чтобы для них не было разницы между 25 рублями, которые стоит обед в Идрицкой школе, и семью с половиной у нас. Тогда, возможно, люди и согласятся возить своих детей в другую школу, если она лучше оснащена. Почему нет? Ведь никто не враг собственному ребенку. Но закрывать нашу школу в нынешних условиях — это все равно что пускать с трамплина человека на обычных беговых лыжах. Катастрофа неизбежна. Если бы здесь были такие же условия жизни, как в Америке, где наши чиновники «набрались опыта», мы бы уже давно с чистой совестью закрыли нашу школу как избыточную. Но здесь не Америка, здесь Россия. Раньше я думал, что к счастью. Теперь иногда мне кажется, что к сожалению.
— И не только вам, — горько улыбается физрук Николай Сычев. — К нам недавно приезжала корреспондентка псковского ТВ и сделала заказной репортаж о том, как якобы плохо учиться у нас и как хорошо в Идрице. Слова детей, учителей, директора были выдернуты из контекста и наделены противоположным смыслом. Мы думали, что у них не хватит цинизма вовлечь в этот конфликт детей. Мы ошибались. После этого я стал замечать, что в детях появилась какая-то злость. В них как будто что-то надломилось.
Раздается звонок. Сергей Федорович выходит из учительской, поднимается на второй этаж и входит в класс, где сидят пять учеников 9−го класса. Он чем-то похож на постаревшего героя фильма «Доживем до понедельника». Тема урока — уравнения с двумя неизвестными.
«Это обычная финансовая хирургия, причем без наркоза» На повторном заседании районным депутатам все-таки пришлось Малаховскую школу сдать, несмотря на то что накануне к ним поступило официальное обращение, подписанное практически всеми жителями Красноармейской волости, с требованием оставить Малаховскую школу в покое. Позже на суде некоторые из слуг народа признавали, что делали это под мощнейшим давлением сверху. Глава района Владимир Афанасьев перед голосованием сказал такую фразу: «Ничего страшного, если на депутатов плохо посмотрят». Когда депутаты проголосовали как надо, сэкономив тем самым для областного бюджета 821 тысячу рублей в год, глава района поехал на встречу с главным наркополицейским области Владимиром Яковлевым — обсуждать строительство в Себеже нового здания ФСКН.
После этого учителя решили вынести сор из избы. Они стали писать письма во все областные СМИ. Откликнулась лишь одна газета — «Псковская губерния». Тираж у нее не самый большой, но среди областных чиновников это издание имеет репутацию того самого клопа, который мал, да вонюч.
— Возможно, я не уделил бы такого внимания письму из Себежского района, если бы сам не был педагогом в третьем поколении, — говорит главный редактор «Псковской губернии» Лев Шлосберг. В 1985 году он именно в Себеже начинал свою педагогическую карьеру. В этом городе расположено детское спецучилище, одно из самых тяжелых в России. Когда Шлосберг закончил пединститут, в этом спецучилище случился бунт, он откликнулся на призыв партии и поехал в Себеж в рамках «усиления педколлектива».
Короче, Шлосберг — человек очень стойкий и упрямый. Областные чиновники уже почувствовали это на собственной шкуре.
— Мы уже почти год ведем эту тему в своей газете, — говорит Лев Маркович. — Посвятили ей несколько спецвыпусков. Я лично выступил в качестве представителя заявителей на судебном процессе.
— Ленина начитались? Как там он писал? «Газета должна быть не только коллективным агитатором, но также и коллективным организатором».
— Кстати, эти слова он написал именно в Пскове, будучи здесь в ссылке в 1900 году.
В суде жителям Исакова предстояло доказать почти невозможное. Чтобы признать незаконность закрытия школы, суд должен был для начала установить, что «реорганизация» фактически является ликвидацией.
— Наши доводы были таковы, — продолжает Шлосберг, — раз в результате «реорганизации» лицензия Малаховской школы утрачивает силу и она будет исключена из Единого государственного реестра юридических лиц — значит, речь идет именно о ликвидации. А коли так, то решение о ликвидации незаконно, поскольку было принято без экспертной оценки и согласия схода жителей. Суд согласился с нами и признал решение районных депутатов незаконным. Себежская администрация, которая была ответчиком на суде, подала кассационную жалобу в областной суд, но он оставил решение в силе. Насколько я знаю, это первый подобный случай во всей России, и он может стать прецедентом и для области, и для страны, именно поэтому местные власти теперь готовы на все, лишь бы довести свое дело до конца.
— Лев, а почему во всей этой истории в качестве главного злодея фигурирует именно районная администрация, а не областная?
— Формально решения о закрытии школ принимаются в районах. Но на самом деле районные власти испытывают колоссальное давление из области и вынуждены даже вопреки своему желанию идти на беззаконие. Я уверен, что из 116 ликвидированных в Псковской области школ подавляющее большинство было закрыто незаконно. При этом сами областники делают вид, что они тут ни при чем. Вот телефон начальника управления образования области Веры Емельяновой, можете позвонить и спросить.
Я позвонил и спросил. Вера Васильевна ответила так, как будто подслушивала наш разговор:
— По всем закрытым школам решения принимали депутаты районных собраний. У нас нет полномочий им противостоять. Мы можем только надзирать за законностью подобных решений и обеспечивать их выполнение. Вот недавно закупили новую партию школьных автобусов, теперь их в области 170 штук.
— Это почти в 2 раза меньше, чем количество школ.
— Мы будем наращивать их количество. Не все сразу.
— В случае с Малаховской школой суд постановил, что решение о ее закрытии было незаконным. Почему вы вовремя не среагировали?
— Возможно, это наша недоработка, но теперь вопрос исчерпан и непонятно, зачем вы решили вернуться к этой теме. Школа работает, дети учатся. Пока. Да и вообще, оптимизация образовательной сферы — это курс, который задан Министерством образования, и похожие процессы идут по всей России.
— Да, — прокомментировал эти слова Лев Шлосберг. — Они говорят, что «токмо выполняют веление партии и правительства». Действительно, в эксперименте по сокращению сельских школ участвует 21 регион, но практически везде власти делают это крайне осторожно, бьются за каждое учебное заведение, а местами, попросту говоря, этот процесс откровенно саботируют. Что же касается нашего губернатора, то Михаил Кузнецов работает на этом поле с особым энтузиазмом и даже в каком-то смысле бежит впереди паровоза. Причина банальна и проста: он хочет остаться главой области на следующий срок. Регион у него один из самых бедных, а удивить президента чем-то надо. Его цель — сделать регион минимально дотационным по бюджетным показателям, чтобы отличиться перед Москвой. Какой ценой — неважно. Если ради этого надо зарезать сельские школы — значит, будем резать. Даже несмотря на то, что рождаемость в том же Себежском районе растет: в 2000 году родилось 169 человек, в 2006−м — уже 236. Короче, обычная финансовая хирургия, причем без наркоза. Неизвестно, принесет ли эта деятельность губернатору какие-то кремлевские дивиденды, но вот проблемы он уже поимел: на выборах в Госдуму Псковская область оказалась в числе регионов, где «Единая Россия» получила наименьший процент голосов. Предвыборные билборды партии власти здесь повсеместно забрасывали краской. И одна из главных причин такой непопулярности «ЕдРа» именно в том, как энергично губернатор-единоросс сокращает социальную сферу.
— Что будет дальше с Малаховской школой?
— Похоже, до президентских выборов ее оставили в покое. А потом нашлют аттестационную комиссию, она «найдет» массу каких-нибудь нарушений, и атака начнется с новой силой. Я в этом уверен.
«Как можно учить детей без интерактивной доски?!» Себеж — типичный приграничный городок. Дома серые, дороги разбитые, зато машины по ним ездят шикарные. На центральной площади стоит предвыборный агитационный стенд единственно правильной политической силы. На днях над ним был совершен очередной акт вандализма. Теперь рядом с плакатом круглосуточно дежурит милицейская машина с двумя пэпээсниками. Когда на территории что-нибудь случается, один пэпээсник идет на место происшествия пешком, а другой вместе с машиной остается караулить билборд.
Начальника отдела образования Ларисы Кремс («Пресекать на корню!») на месте нет. Она ведет в местной средней школе урок на тему «Идеи гуманизма в современном мире». Главный специалист отдела Валентина Даниленко оказывается застигнутой врасплох.
— Да, возможно, мы что-то делали неправильно, — Валентина Александровна говорит очень неуверенно, чувствуется, что она боится собственных слов. — Возможно, мы вовремя не установили контакт с педагогическим коллективом и родителями. Мы просто понадеялись на директора школы Галину Жиглову, а она почему-то заняла не нашу сторону.
— Валентина Александровна, а это правда, что вы по совместительству являетесь председателем районного профсоюза педагогов?
— Да.
— Так вы вроде бы тоже должны быть на стороне учителей.
— А я и есть на их стороне. Они просто не понимают своих интересов. Они объединились против нас и не хотят слушать никаких доводов. Мы действуем исключительно ради повышения качества образования. Идрицкая школа оборудована намного лучше. Там есть доски интерактивные. А в Малаховской до сих пор учат старым дедовским методом — при помощи мела и обычной крашеной доски.
— Разве в образовании это главное?
— Нет. Но ведь там и учителя не самые лучшие. Многие ведут свои предметы не по специальности.
— Да, например, учитель физкультуры Николай Сычев. Ему, кстати, уже предложили работать в той самой Идрицкой школе, которую вы так хвалите. И отсутствие профильного образования — не помеха, потому что за такие деньги, которые платят сейчас учителям, хорошего физрука днем с огнем не сыщешь.
— Кстати, о зарплате. Район готов выполнять свои обязательства — финансировать содержание школ. Но деньги на зарплату учителям выделяет область. И новая система финансирования такова, что малокомплектные школы становятся нерентабельными. Не мы придумали эту систему, но нам с ней жить. Новая реальность диктует новые решения.
— Так на то вы и председатель профсоюза, чтобы протестовать против такой системы.
— Зачем протестовать? Я считаю, что эта система в чем-то правильная, — неуверенно говорит Даниленко.
— И закрывать школы с нарушением действующего законодательства — это тоже правильно?
— Мы сделали выводы после решения суда. Учли все ошибки. Будем действовать в рамках правового поля.
— Валентина Александровна, а вы не боитесь, что с таким подходом лет через 20 город Себеж станет похож на деревню Исаково и какая-нибудь другая Валентина Александровна приедет из Пскова закрывать последнюю местную школу?
Даниленко смотрит в окно и молчит. Я понимаю, что задал глупый вопрос. Лет через 20 она уже будет на пенсии, ей все равно.
«Пусть лучше моя дочь будет неграмотной, чем проституткой» Главу Красноармейской волости зовут Виктор Лапшин. Он вроде как тоже представитель власти, но в «школьном деле» решил пойти поперек вертикали. Его уже не раз вызывали в район, многозначительно смотрели в глаза и спрашивали: «Ты что, не с нами?!» Лапшин улыбался и спокойно отвечал: «Да, я не с вами, я с людьми».
— А чего бояться? — пожимает плечами Лапшин. — Я лицо избираемое, снять меня не могут. За меня на последних волостных выборах 97 процентов местных жителей проголосовало.
— Могут урезать финансирование.
Виктор Михайлович не в силах сдержать приступ смеха.
— Было бы чего урезать! Нам на волость за всю зиму выделили 10 тысяч рублей. При этом наработали мы на 10 тысяч долларов. Умудрились починить водопровод и сделали подъезд в каждую деревню, к каждому дому. Раньше тем же врачам скорой помощи приходилось по несколько километров по колено в снегу шагать, а теперь везде можно на машине проехать. Как нам удалось это сделать на 10 тысяч рублей? Где-то местные предприниматели помогли, где-то люди бесплатно для общего дела поработали. Взять хоть бы школу. На ее подготовку к новому учебному году в этом году не было выделено ни копейки. 2 тысячи рублей дала из своей зарплаты директор, еще 8 тысяч собрали местные предприниматели. Так и живем.
— А чего это у вас двуглавый орел весь черный от плесени? Не боитесь обвинений в осквернении государственной символики?
— А это у нас крыша течет уже который год. У нас тут все почернело — и стены, и мебель, и птичка. Я уж ее и лаком покрывал, и драил каждый день — не помогает. Птичка гниет изнутри.
— А домой унести?
— Нельзя. Это символ власти. Он должна висеть здесь по закону. Вот пусть и висит.
В кабинет заходит волостной почтальон Валентина Сергеенок. Она приехала в Исаковку на лошади. Животное казенное, корма свои, зарплата — 1,5 тысячи рублей плюс надбавки.
— Я живу в Дорожкове, это в 14 километрах отсюда, — узнав о цели моего приезда, Валентина заметно оживилась. — У меня двое сыновей. Они даже в Малаховскую школу ходят только благодаря Виктору Михайловичу — он каждый день их на своей машине привозит и увозит за свой счет. А если нашу школу закроют, им придется еще 16 километров ехать на школьном автобусе.
— Итого 3–4 часа в день мои дети будут тратить только на дорогу, — продолжает Сергеенок. — Это в лучшем случае: если школьный автобус не сломается и не попадет в аварию. А ломаются они сплошь и рядом. Дети вынуждены добираться на рейсовом транспорте, на попутках, пешком, через лес. А значит, вставать им придется в 5 утра. На уроки если и хватит времени, то сил не останется точно.
— Они нам на это знаете что отвечают? — вступает в разговор Ольга Проценюк, мать двух учеников. — Мы, говорят, сейчас откроем в Идрице специальный интернат для ваших детей. Они там смогут ночевать в учебные дни, а на выходные домой приезжать. Но будь этот интернат хоть дворцом — почему мы должны сдавать туда своих детей?! Государство в последнее время постоянно талдычит: «Граждане дорогие, берите детдомовских детей в свои семьи». А тут получается, что сами же власти отбирают у нас наших детей, делают их сиротами при живых и любящих родителях.
Мы с Виктором Лапшиным сели на «ниву» и проехали по маршруту, которым придется ездить местным школьникам, если Малаховскую школу закроют. Два дня назад прошел сильный снегопад, но дороги до сих пор нечищены. Часть пути проходит по федеральной трассе Москва — Рига, но даже на ней нас дважды очень неприятно поколбасило.
— За минувший год один школьный автобус в районе уже перевернулся, — Лапшин не шутя перекрестился после очередного заноса. — По вине нетрезвого водителя. Дети вылезали через окна, слава богу, никто не пострадал. Этот факт прозвучал на суде. В другом автобусе отказали тормоза, и он съехал в кювет. По нашим дорогам даже водители рейсовых автобусов порой отказываются ехать до конечных пунктов, говорят: «Идите на фиг, мы жить хотим!» Вот мы сейчас подъезжаем к Болбуковскому мосту. Видите, сколько крестов стоит? А детям здесь придется ездить каждый день.
В Идрице возле школы стоит старый желтый пазик. Время его отхода — 15 часов. Не дотянув до положенного срока пять минут, водитель прыгает в автобус и трогается с места. Салон забит детьми под завязку, многие едут стоя.
— Они называют это «школьным автобусом», — вздыхает Виктор Лапшин. — И очень сердятся, когда мы напоминаем им, что по закону перевозка стоя категорически запрещена, все сиденья должны быть оборудованы ремнями безопасности, в салоне кроме водителя обязан быть еще один взрослый сопровождающий, сидящий спиной к направлению движения, вход в салон должен быть оборудован дополнительной ступенькой. Вы что-нибудь из этого перечня видели? Я нет. Как они собираются запихнуть в этот автобус еще и наших детей — непонятно.
Прошло еще 20 минут. На площадке перед школой собралось пятеро школьников: двое мальчишек и три девчонки. Кто-то из них пришел вовремя, кто-то опоздал, но автобус-то все равно уехал досрочно. Каким-то чудом нам удалось запихнуть в «ниву» всех пятерых. На их развоз ушел час.
— А еще двое где-то по Идрице шляются, — проговорился двенадцатилетний Сергей. — Но они, правда, живут недалеко, в десяти километрах всего. Скорее всего, пешком пойдут. А мы уже собирались идти на трассу, голосовать. Хорошо, что вы попались.
— Не страшно на трассу-то?
— Страшно, а что делать?
Дмитрий Соколов-Митрич " http://www.expert.ru/printissues/russian_reporter/2008/04/obrazovanie/7/.